Архивные находки Германа Назарова заставляют усомниться в хронике болезни и последних дней Ленина.
Автор: Герман Алексеевич Назаров
Официально считается, что, хотя кратковременные головокружения и даже отключения сознания случались с В.И. Лениным и раньше, его таинственная болезнь впервые проявилась явственно в Горках 25 мая 1922 года.
В этот день после ужина он почувствовал изжогу, а перед сном слабость в правой руке: утром разразилась сильнейшая головная боль, была рвота. Он с трудом объяснялся с окружающими; не мог читать; пробовал писать, но сумел вывести только букву “м”; ослабела правая рука и нога. Через час неприятные ощущения прошли, и врачи приписали их гастриту. Но вечером 27 мая последовал повторный, более сильный удар, и профессор Кремер впервые заподозрил у Ленина мозговое заболевание, характер которого, однако, представлялся врачам весьма загадочным.
В отличие от обычного атеросклероза, при котором идёт непрерывное прогрессирующее нарастание раз возникших болезненных процессов, у Владимира Ильича после довольно частых ударов наступали улучшения состояния с восстановлением профессионального интеллекта. Это обстоятельство заставило врачей предположить, что болезнь Ленина есть следствие сифилитического изменения сосудов мозга. Они решили, что если это сифилис, то есть надежда на выздоровление! И хотя исследование глазного дна этой догадки не подтвердило, Ленина на всякий случай стали лечить инъекциями мышьяка.
Сам Владимир Ильич довольно мрачно оценивал своё состояние. Говорят, 30 мая 1922 года он даже пригласил к себе Сталина и просил его принести цианистый калий, чтобы в случае чего покончить с собой. Но потом он от этой мысли отказался.
Хотя в течение всего лета 1922 года “кондрашка”, как говорил сам Владимир Ильич, хватал его время от времени, в целом его состояние постепенно улучшалось, и врачи разрешили ему приступить к работе с 1 октября. Он с радостью окунулся в работу: председательствовал в Совнаркоме, заседал на пленуме ЦК, в Политбюро и Совете труда и обороны и даже выступил на сессии ВЦИК и на IV конгрессе Коминтерна. Но прежней работоспособности у него, по собственному признанию, увы, уже нет.
13 декабря в Горках его настигает новый сильнейший удар, 15 и 16 декабря его состояние резко ухудшается, и консилиум врачей убеждает Ленина временно совершенно отказаться от работы. 18 декабря Политбюро возлагает на Сталина ответственность за соблюдение режима, установленного врачами для Ленина. И вдруг Сталин узнаёт, что, несмотря на запрет, Владимир Ильич продолжает вмешиваться в политическую жизнь и что Крупская 21 декабря передала какое-то ленинское письмо Троцкому. 22 декабря взбешенный Иосиф Виссарионович сказал Надежде Константиновне по телефону что-то такое, от чего она, по словам ленинской сестры Марии Ильиничны, “была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу и пр.”. А в ночь на 23 декабря Ленина разбил паралич правой части тела.
По всей видимости, этот инцидент побудил Сталина собрать лечивших Ленина врачей и 24 декабря 1922 года в присутствии Каменева и Бухарина провести совещание, на котором было принято решение: “Владимиру Ильичу предоставляется право диктовать ежедневно 5-10 минут, но это не должно носить характера переписки и на эти записки Владимир Ильич не должен ждать ответа. Свидания запрещаются. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений”.
Судя по тексту этого решения, в болезни Ленина политические проблемы играли не меньшую роль, чем медицинские. Действительно, в то самое время, когда соратники разрабатывали процедуру его политической изоляции, сам Владимир Ильич “диктовал” один за другим важнейшие политические документы, в том числе и пресловутое “завещание”, в котором он предлагал XII съезду обдумать, как бы половчее сместить Сталина с поста Генерального секретаря. Конец этим таинственным диктовкам положил удар 10 марта 1923 года, после которого Ленин стал настоящим инвалидом: произносил не более десятка слов (“вот-вот”, “иди”, “вези”, “веди”, “аля-ля” и почему-то “гут морген ”), утратил способность писать, мог передвигаться только в инвалидной коляске.
21 января 1924 года Ленина настиг последний удар. У него заклокотало в груди, взгляд стал бессознательным. Временами он глухо стонал, судороги пробегали по телу. Врачи впрыскивали ему камфару, делали искусственное дыхание. Но всё было напрасно. Он умер в 18.50…
* * *
Как и все, я верил официальной версии вплоть до того момента, пока не натолкнулся в архиве на никогда прежде не публиковавшийся документ. Это было письмо Ленина Дзержинскому. В своей переписке с соратниками Ленин часто использовал гриф “Совершенно секретно”. Не преминул он прибегнуть к нему и на этот раз. Под грифом “Совершенно секретно” он писал:
“Дорогой Феликс!!! Всё, что со мной произошло, как мне кажется, дело рук Сталина и тех, кто с ним. Это ужасно. Меня фактически изолировали от партии и общества. Вчера охрана была удвоена. Сейчас их насчитываю что-то около ста человек. Мне даже тропинки отвели, по которым я должен, видите ли, прогуливаться. По другим дорожкам просто не положено!!! Как Вам это нравится. Это разве нормальное отношение, когда какой-то жлоб из В.Ч.К., или уж не знаю кто, заявляет, что имеет специальные инструкции: не разговаривать со мной, не принимать от меня никакой почты, не рассказывать мне ничего и т. п. Это что? Как прикажете это понимать? Я неоднократно за последнее время требовал встречи с Вами, тов. Калининым, Влад. Бонч-Бруевичем, Каменевым, не говоря уже о тех, кого мне просто хотелось бы увидеть.Вот уже три месяца ко мне никого не пускают. Полная изоляция. Отключили телефон. Барышня со станции говорит, что с Москвой нет связи. Какая херня, прости Господи. Я стал намного лучше себя чувствовать. Мне кажется, что меня отравят или убьют. Убьёт охрана. Отравят врачи. Что же мне делать? Бежать? Невозможно. Смотрят за каждым шагом. Говорят, что всё из благих соображений. Я не верю. Я понимаю, что всё скоро кончится. Кто бы знал, не поверил бы. Врачи смотрят на меня и разговаривают со мной, как с умалишённым, как с ребёночком, глупеньким маленьким ребёночком. Это заговор. Это приведёт к диктатуре одной группы в партии над всеми, и кончится всё большой кровью. Я не понимаю, имею ли я сейчас в правительстве вес, что с моим кабинетом в Кремле? Почему я лишён связи? Я ничего не понимаю. Я первое лицо в государстве, меня никто не отстранял от исполнения обязанностей. Моя болезнь просто превратилась в изоляцию. Меня вылечили и изолировали. По-другому это никак не назовешь. Если можно предпринять какие-либо меры??? К примеру, перевести меня в первую градскую, в Москву. Я не могу больше жить в лесу. Я медленно схожу с ума. Я предчувствую, что со мной хотят что-то сотворить. Мне никто не верит, все действуют по одной инструкции. Тех, кто со мной находит общий язык, убирают, и более я не вижу этих прекрасных людей. Куда они делись, к примеру: Шишкин, Лазарев, Апаев. Где они? Живы, или их уб рали? (Здесь Ленин делает вставку: “Необходимо провести проверку, выяснить, где на самом деле эти люди. Если их убрали, то это будет основанием того, чтобы привлечь к ответственности Сталина и других”. – Г.Н.) Мне необходимо созвать Политбюро. Я уже обращался с открытым письмом к товарищам, но Сталин ухмылялся. Он обозвал Наденьку дегенераткой и проституткой!!!! (Последние два слова Ленин подчеркнул. – Г.Н.). Как Вам это нравится! И главное, после требования извинений отношения между нами стали просто невыносимыми. Я превратился в его личного врага. А ведь у него кавказский темперамент. Феликс, Наденька говорит, что до неё дошли сведения, что Сталин произнёс фразу, будто бы педерастам в Кремле пришёл конец. Конечно же, это было произнесено более грубо и ругательно, но, как я сделал выводы, это имеет отношение прямо ко мне и моим товарищам. (Этот абзац Сталин, просматривая это письмо, подчеркнул красным карандашом и написал: “Ильич совсем тронулся” - Г.Н.) Я располагаю сведениями, что без моего ведома происходят перестановки. И везде ставит он. Одобряет ЦК. Что же творится в ЦК??? Я читаю газеты, и всё вроде бы нормально, на первый взгляд. Стало быть, пресса в его руках. Это конец. Будь проклят тот день, когда я дал своё согласие на стационарное лечение в Горках. Будь оно всё проклято. Нет ничего отвратительнее этой наигранной изоляции. Сотни дебилов из В.Ч.К., здоровенные такие парни. Мне с ними тяжело говорить. Постоянно приходится задирать голову. Я требую уменьшить охрану. Зачем такое количество. Можно обойтись и меньшим числом. Потом, на первом этаже расположились несколько уполномоченных. Чем они занимаются, ума не приложу. На вопросы не отвечают. Говорят, что приставлены ко мне, чтобы я побыстрее выздоравливал. Очень прошу, предпримите меры, привезите меня в Москву. Я хочу в столицу. Я давно не общался с рабочими коллективами. Я стал отставать от жизни. Горячо обнимаю, твой Ульянов (Ленин). 20.12.1921 г.”.
Самое ошеломляющее в этом письме – дата! Оказывается, Ленин был изолирован уже в 1921 году, когда широкие массы слыхом не слыхивали ни о какой его болезни! Официальная версия кем-то сдвинута на целый год!
Я стал внимательно просматривать ленинские биографические материалы и в воспоминаниях М.И. Ульяновой нашёл подтверждения тому, что говорилось в письме. Так, сильные головные боли, головокружения и бессонницы начали мучить Владимира Ильича ещё в январе-феврале 1921 года. В конце лета его осмотрел главный врач Боткинской больницы Ф. Готье, нашёл у него небольшое расширение сердца и посоветовал на две недели поехать в Горки. И эти “две недельки” действительно растянулись на три месяца – до конца декабря 1921 года! Мы-то считали, что Ленин в Горках отдыхал, а он, оказывается, находился там едва ли не под арестом!
А что же Дзержинский? Как он реагировал на крик ленинской души?
В архивной папке сохранился и “ответ” Феликса Эдмундовича: на следующий же день он переслал ленинское письмо Сталину с небольшой запиской.
“Строго секретно. Из Горок продолжает поступать корреспонденция от Ленина. По-прежнему в письмах Ильича речь идёт о готовящемся заговоре против него. С одной стороны – медперсонал, с другой – охрана. Предлагаемые меры: 1. Посетить Ленина делегацией из десяти человек. Развеять его мысль о готовящемся заговоре. Нанести товарищеский визит. (Возле этого предложения Дзержинского Сталин делает пометку: “Можно!” – Г.Н.) 2. Разрешить пользоваться связью. Соединять его с одними и теми же абонентами, которых предварительно заинструктировать. Контролировать звонки. 3. Целесообразно рассмотреть вопрос о переводе Ленина в первую городскую клинику. (Возле этих двух предложений Сталин красным карандашом подчеркнул: “Нельзя!” - Г.Н.) Пред. В.Ч.К. Дзержинский”.
Чуть ниже подписи Дзержинского последовала резолюция Сталина: “Заменить охрану, сменить поваров! Всех! И. Сталин. 30.12”.
Мы знаем, что позднее в связи с временным улучшением здоровья Ленину дали возможность выступить на II съезде партии, проходившем с 27 марта по 2 апреля 1922 года, и выступление это показало, что вождь с трудом поддерживал связную речь. Он даже не смог участвовать в прениях по своему докладу. А 3 апреля Сталин был избран Генеральным секретарём партии.
Из впервые публикуемого у нас письма Ленина Дзержинскому вытекает сенсационный вывод, заставляющий коренным образом пересмотреть всю официальную версию. Ведь из него следует: Владимир Ильич прекратил свою деятельность как глава партии и государства в декабре не 1922-го, а 1921 года; и всё, что официально сообщалось о его дальнейшей жизни, было лишь прикрытием страшной тайны – его многолетней политической изоляции.
* * *
Благостную официальную картину последних дней Ленина в Горках, в которой живописуется, как Владимир Ильич учился заново говорить и писать, как он стремился следить за политическими событиями, как устраивал деревенским детям новогоднюю ёлку и заботился об обслуживающем персонале, полностью перечёркивает ещё одно страшное письмо, хранящееся всё в той же архивной папке с грифом “Особой важности”. Его написал Сталину один из лечащих врачей Ленина в Горках.
“Товарищу Сталину И. В.
Москва, Кремль.
Строго конфиденциально. Уважаемый Иосиф Виссарионович! За последние несколько дней здоровье нашего пациента заставляет проявлять серьёзное беспокойство, и речь идёт не об осложнении общих терапевтических особенностей, а о более тревожном, о полном расстройстве психики пациента, что, на мой взгляд, никак не связано с ранением и лечением, и изоляцией в том числе. Пациент стал излишне чудашлив. Это выражается в громком, продолжающемся смехе, который переходит в кашель и рвоту. Причём причины, которые могли бы вызвать этот смех, самые нелепые – кошка, сторож за окном, уборка снега, разговор с поваром на кухне и т. п. Пациент долго спит. Он просыпается в 14, а иногда в 15 часов. Примерно через час после пробуждения он приходит в чувство. Начинает расспрашивать работников и обслугу, медперсонал о происходящих в стране событиях. Подолгу ищет газеты, журналы, сразу пишет письма в ЦК. За последние две недели им написано более 300 писем, причём пишет он их постоянно, днём, вечером, глубокой ночью и вплоть до 4-5 часов утра. (В этом месте, на полях пометка Сталина красным карандашом: “300-150=150 где ещё 150 писем?”; Сталин продолжал пристально следить за Лениным и “отлавливать” его письма на волю. – Г.Н.) Товарища Баштанова он не устаёт расспрашивать о подробностях, как он, Баштанов, передавал его письма, кому и кто, что говорил, как смотрел, что спрашивал и т. п. Некоторые письма он прячет под матрац, в шкафах, в других укромных местах. Т. о. постоянная писанина писем и указаний, употребление в тексте нецензурной брани и т. п., рассовывание писем в тайниках вызывают серьёзные опасения в том, что при нормальной динамике общих выздоровительных процессов имеет место развитие болезни головного мозга, т. е. психического расстройства.Пациент совершенно не отдаёт себе отчёта, что гражданская война окончилась, что наступила мирная созидательная жизнь. После того, как коммутатор не стал соединять пациента с Кремлём и внешним миром, пациент требует или просит работников и обслугу, медперсонал самим позвонить, подозвать к телефону нужного абонента, а затем часами разговаривает с ним, даёт указания и т. п. Вчера, при таком обмане медсестры Прохоровой Н.Ф., он сумел поговорить с Рыковым. (Здесь пометка Сталина: “Убрать, заменить”. – Г.Н.) Просил его забрать из пансионата, рассказывал о том, что его травят ядами, ртутными парами и т. п. Действительно, пациент в последнее время ведёт себя плохо. Все лекарства, которые ему выписывают вовнутрь, он пробует на вкус. Фактически не расстаётся с кошкой. Кладет её в постель, постоянно носит на руках. Часами плачет, с каждым днём срывы учащаются. Если раньше, примерно полгода назад, он плакал 1-2 раза в неделю, то в настоящее время он стал плакать по 1-2 раза в день. Странным образом ведёт себя и супруга пациента. Она обвиняет медперсонал в заговоре против пациента. Во всём ему подыгрывает. На основании изложенного прошу вашего разрешения о создании медико-психиатрического консилиума для освидетельствования пациента и выставления медицинского диагноза, поскольку ещё стоило бы раз повториться, что при общем выздоровлении терапевтического характера за последние несколько месяцев у пациента развивается, если не прогрессирует психическая болезнь, для диагностирования которой необходимы специальные познания в области психиатрии. (Возле этого абзаца пометка Сталина: “Разрешаю!” – Г.Н.) К примеру, пациент на протяжении нескольких суток отказывается чистить зубы. Он считает, что в зубном порошке яд, который проявится после выпитого чая или кофе. Изо рта пациента исходит жуткий неприятный запах. На вопрос врачей о происхождении запаха пациент отвечает, что специально не будет чистить зубы, чтобы сбивать с ног контру и заговорщиков, которым он будет дышать в лицо. Пациент убивает время в постоянной писанине, которую затем распихивает по тайникам. Его письма сотрудники и медперсонал находят в самых неприличных местах. Я прямо-таки устал изымать эти конверты с бесчисленными указаниями. После пробуждения пациент, как правило, старается попасть к телефону. Когда ему отвечают, что с Москвой нет связи, он впадает в истерику. Т. о. он испортил 4-й телефонный аппарат. После истерики, как правило, безмолвствует, это длится на протяжении часа, полутора. Затем ещё несколько часов ходит по дому, гуляет мало. Ест плохо. Много пьёт воды и постоянно ходит в уборную, через каждые 20-40 минут. По дому мочится. Лечащий врач: (подпись неразборчива)
Горки, дня 16 XII 1923 года”.
Так вот она, самая страшная и наиболее тщательно скрываемая тайна – Ленин сошёл с ума!
Но когда это произошло? В декабре 1923 года? Или летом 1921-го? Как мог политик Сталин установить этот медицинский факт раньше профессиональных врачей?
* * *
Когда в конце 1917 года известный революционер Г. Соломон (Исецкий) впервые встретил Ленина, в семью которого он был вхож ещё с дореволюционных лет, он был поражен произошедшей во Владимире Ильиче переменой.
– Помните: того Ленина, которого вы знали десять лет назад, больше не существует, – говорил Владимир Ильич. – Он умер давно, с вами говорит новый Ленин… Я буду беспощаден ко всему, что пахнет контрреволюцией!… И против контрреволюционеров, кто бы они ни были, у меня имеется товарищ Урицкий… Не советую вам познакомиться с ним!
“В словах его, взгляде, – вспоминал Соломон, – я почувствовал и прочел явную неприкрытую угрозу полупомешанного человека… Какое-то безумие тлело в нём”…
И это безумие не замедлило проявиться в нём в самых ужасающих формах в ближайшие три года. Если непредвзятым, незашоренным глазом посмотреть на ленинские резолюции, предписания, телеграммы, невозможно не ужаснуться их болезненной кровожадности. “Ссылайте на принудительные работы в рудники”, “наводите массовый террор”, “запирайте в концентрационные лагеря”, “отбирайте весь хлеб и вешайте кулаков”, “без идиотской волокиты и не спрашивая ничьего разрешения расстреливайте, расстреливайте, расстреливайте”. Расстреливайте всех и за всё - капиталистов за утаивание денег, кулаков за сокрытие хлеба, офицеров за неявку на регистрацию, проституток за спаивание солдат, солдат за невыход из вагонов, демобилизованных за хранение винтовки, крестьян за нерасчистку снега.
И рядом с этим какая-то непостижимая жалостливость: “12 французов пленных от холода страдают. Одеть + пища” . И в этом же 1919 году беспрецедентная по кровожадности резолюция, обнаруженная мной на никогда не публиковавшемся письме Дзержинского Ленину.
“В Ростове захвачены в плен 300 000 казаков войска Донского, – писал Феликс Эдмундович 19 декабря 1919 года. – В районе Новочеркасска удерживается в плену более 200 000 казаков войска Донского и Кубанского. В городе Шахты, Каменске удерживается более 500 000 казаков. За последнее время сдались в плен около миллиона казаков. Пленные размещены следующим образом: в Геленджике – около 150 000 человек, Краснодаре – около 500 000 человек, Белореченская – около 150 000 человек, Майкопе – около 200 000 человек, Темрюк – около 50 000 человек. Прошу санкции.
Председатель В.Ч.К. Дзержинский” .
Резолюция Ленина на письме: “Расстрелять всех до одного. 30 декабря 1919 г.” .
В мае 1919 года предсовнаркома Ленин нашёл время, чтобы дважды напомнить железнодорожной ЧК в Жлобине о необходимости вернуть реквизированный велосипед аптекарю Г. Рабкину. И в этом же месяце он подписал чудовищный, до сих пор скрываемый от народа документ, который мне удалось обнаружить в архиве:
“1 мая 1919 г.
Председателю В.Ч.К. № 13666/2 тов. Дзержинскому Ф.Э. УКАЗАНИЕ В соответствии с решением В.Ц.И.К. и Сов. нар. комиссаров необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады. Председатель В.Ц.И.К. Калинин
Председатель Сов. нар. Комиссаров
Ульянов (Ленин)”.
И опять совмещение несовместимого – именно 1 мая, в День международной солидарности трудящихся, Ленин подписывает документ, требующий “расстреливать беспощадно и повсеместно” тех, кто молится Богу.
Допускаю, что именно это патологическое соседство сентиментальности и зверства как раз и навело Сталина на догадку, что вождь невменяем. В таком случае он стал для Ленина поистине бичом Божьим, обрекшим его на унизительное и мучительное умирание.
О том, что Сталин не забыл ленинского “указания” об уничтожении русского православного духовенства, свидетельствует ещё один найденный мной документ. Это адресованная Берии Выписка из протокола № 88 заседания Политбюро ЦК от 11.11.1939 г.
“ – По отношению к религии, служителям русской православной церкви и православноверующим ЦК постановляет: 1. Признать нецелесообразным впредь практику органов НКВД СССР в части арестов служителей РПЦ, преследования верующих. 2. Указание тов. Ульянова (Ленина) от 1 мая 1919 г. за № 13666-2 “О борьбе с попами и религией”, адресованное председателю ВЧК т. Дзержинскому, и все соответствующие инструкции ВЧК-ОГПУ-НКВД, касающиеся служителей РПЦ и православноверующих, – отменить… Секретарь ЦК И. Сталин”.
Это решение сделало православную церковь союзницей советской власти в годы Великой Отечественной войны. Энергично разрушать этот союз стал ещё через двадцать лет верный ленинец Хрущев…
"ЧП" № 6, 1999 г.
© RUS-SKY, 1999 г.
Источник: http://bookscafe.net/
